Было совсем не страшно.
Ворона даже не сообразила, что случилось - согнулась от сильного удара, на секунду задохнувшись от взорвавшей грудь боли. Обжигающая волна разошлась по груди и животу, переливаясь, перехлестывая через край, и в какой-то момент ее стало так много, что осознавать это уже не было никакой возможности. И боль ушла, вместе с последними силами. Рейвен недоуменно, неловко прижала руку к груди, и даже не успела понять, почему пальцам так горячо и мокро - мир вокруг завертелся, пошел колесом, а потом завалился набок. Наверное, стоило, в лучших традициях героических баллад, красиво опуститься на землю. Но судя по ощущениям, воровка просто рухнула неграциозным мешком, чудом не напоровшись еще и на собственный меч.
Дышать было трудно, горло забил мерзкий вкус металла. Рейвен с трудом разжала губы, чтобы выругаться - и почувствовала, как по щеке стекает струйка крови. И только тогда реальность нагнала ее, обрушившись всей своей невыносимой тяжестью. Вот он, конец.
Так просто.
Вся ее живучесть, все те передряги, из которых она выпутывалась, все ее невероятное везение оказались чистой случайностью. Кто бы мог подумать, что ее путь должен был закончиться так глупо и бесславно?
В этом виноват друид, отчаянно и зло успела подумать Рейвен. Они оказались здесь из-за того, что спасали друида. Но даже эту мысль она не успела довести до конца - свет начал меркнуть, и воровка провалилась в неумолимую темноту.
Она пришла в себя резко, рывком, словно вынырнув из ледяной воды. И глаза она, как выяснилось, не закрывала - просто они в какой-то момент перестали видеть. Вместе с сознанием вернулась боль. Поначалу вкрадчивая, уже через несколько мгновений она снова охватила пожаром все нутро. Ворона не застонала только потому что на это не хватило сил. С трудом повернув голову, она ухватила взглядом небо. Призрачно-серая, прозрачная высь легко дрожала, и в этой неясной пелене Рейвен неожиданно отчетливо разглядела крошечные черные пятнышки. Воровка едва заметно растянула губы в усмешке. Ей хотелось смеяться. Ей хотелось крикнуть "Это за мной, ребята, не волнуйтесь." Пришла ее очередь. Что ж, значит теперь ей ждать Лилиану на той стороне - если прекрасная воительница решит после смерти заглянуть в край теней, вместо того чтобы отправиться на встречу с собственным богом. Может быть, Зук сложит о неудачливой воровке красивую песню.
Лён...
Друид, наверное, даже не расстроится. Да и чего расстраиваться, если всего лишь еще один человек вернулся в землю, из которой все когда-то вышли? Было бы трудно представить, как он, размазывая по лицу отчаянные слезы, умоляет кого-то ее спасти, обещая взамен сделать все, что угодно.
Где-то вдалеке послышалось пока еще приглушенное карканье. Вороны спускались ниже, плавно и неотвратимо, как сама смерть. Первая из них уже коснулась крылом голубых цветков - и льняное поле отозвалось шелестящей волной.
Правду говорили в ее родном поселке. Танец ворон в небесах - не к добру.
Мысленную истерику Рейвен прервал негромкий вздох-вскрик, вслед за которым последовал глухой удар об землю. Тихий стон прозвучал в ушах воровки набатом, всколыхнув чувство несправедливости, настолько сильное, что оно почти заглушило боль.
Это неправильно, это ее конец, это она должна здесь погибнуть, не ее товарищи. Где же бестолковый друид, как он мог позволить кому-то добраться до самоотверженного барда?
Льняное поле шелестело все громче, словно огромное море. Этот шум должен был бы убаюкивать, но вместо этого раздражал, заставляя упорно сбрасывать с себя оковы гибельной дремоты.
Это не дело, думала девушка, пытаясь пошевелить рукой. Пальцы бессильно скребли по земле, цепляясь за траву, и было никак невозможно унять в них дрожь. Это не дело. Глупый друид без нее не справится. Если она сейчас не встанет, кто поможет ему спасти Зука? Кто, в конце концов, будет защищать его самого? Арк, конечно, умница, но такое дело нельзя доверить кому-то одному, даже если этот кто-то волк.
"Не думай, что я тебе не доверяю, подруга, - мысленно усмехнулась Ворона, нащупывая кончиками пальцев крохотный флакон. - Просто он слишком уж непутевый."
Лечебное зелье обожгло язык расплавленным металлом. Оно было острым, и пряным, и невыносимо горьким, и желанным, как сама жизнь.
Рейвен открыла глаза - оказывается, они были закрыты. И не было ни льняного поля, ни ворон - а был все тот же лес и все та же поляна, было тяжелое дыхание врага, повернувшегося к ней спиной, и собственные пальцы, лихорадочно нашаривающие рукоять меча. И были те, кого Ворона должна защитить.
Она не имела права умереть.